Каждый нынешний родитель, когда то и сам был ребенком, и наверняка, в своей детской жизни, сталкивался с проблемой непонимания его своими собственными родителями. И возможно, даже давал себе слово, вытирая рукавом слезы, что когда вырастит и сам будет родителем, то никогда, никогда, так себя не поведет в отношении своих детей, и что ему всегда будет легко понять их….
Но вот, он взрослый, и уже сам родитель и снова не понимает, но теперь уже собственных детей, как он, она или они, так себя ведут по отношению к нему? Почему грубит или обманывает, почему ленится или прогуливает? Что он или она хочет доказать отцу или матери, которые любят, заботятся о нем и делают все, чтобы ни в чем не было нужды и так далее. «Разве я заслуживаю к себе такого отношения собственного ребенка?» Такой вопрос не редко задают себе отчаявшиеся родители подростков, да, и младших школьников. Да, тема родителей и детей извечна и никогда не утратит своей актуальности, пока существуют дети, у которых есть или когда-нибудь были родители. И я не зря начала с того, что каждый из нас, когда то и сам был ребенком. Потому что очень важно понимать, что мне, как ребенку не удалось «отвоевать» у своих родителей? Какую часть меня они так и не смогли, не сумели принять? Какая часть меня, так и томится где-то глубоко во мне? Не признанная моими мамой и папой, а в последствии, и мной самим, моей взрослой частью, которая научилась быть лояльной по отношению к родителям, дабы не потерять их любовь. И только мой собственный ребенок, мое отражение и мое продолжение, напоминает мне о ней своим поведением и поступками. О ней, такой израненной и такой ненавистной, покинутой и давно забытой, отвергнутой когда-то мной. Возможно, это моя печаль, или моя мечтательность, моя медлительность или моя суетливость, моя дерзость или моя несдержанность, моя болтливость или моя молчаливость, которую я узнаю в моем ребенке, но по-прежнему, не могу принять в себе. Она вынуждает меня злиться и раздражает, напоминает мне о моей собственной боли, такой невыносимой, и нестерпимой. И мне легче заставить ребенка отказаться от этой своей части, нежели принять ее в нем, а значит и в себе. Части, к которой предъявлялись условия: «Не будь таким или такой, и я буду тебя любить».
Попробуйте задать себе вопрос: «Что меня злит, раздражает в собственном ребенке?» А теперь полученный ответ соотнесите с собой, как вам удается принимать это в себе? Ведь мы же все люди, а не боги, нам всем свойственно ошибаться, лениться, делать глупости и так далее. Как я реагирую на то, что иногда мне хочется ничего не делать? Или на то, что я ответил грубостью, на манипуляцию в мой адрес? Нет, я не позволяю себе просто ничего не делать, нет, я всегда вежлив и боже тебя упаси проявить агрессию. А как я реагирую, когда это делает мой ребенок? Отношусь ли с пониманием к нему, принимаю ли я его право не быть богом? Ответ, я думаю, очевиден. Если мы не в силах принять это в себе, то мы не сможем принять это и в ребенке. А значит, мы не принимаем его целиком, без условий и каких либо но…. Что в свою очередь порождает конфликты, непонимание и недоверие, обиду и чувство вины.
Представьте себе ситуацию, девочка, примерно 9-10 лет, очень любящая своего отца, и всем своим поведением и поступками, оправдывающая «высокое звание» дочери своего папы, который очень ценит в ней стойкость и отвагу. Представляете? Стойкость и отвагу в маленькой девочке! И вовсе не принимает ее право быть слабой и капризной девочкой. Однажды она дала слово своему папе врачу, что не заплачет, не закричит, и даже слезинки не проронит, во время операции по удалению ей гланд, дабы «не опозорить» своего папу врача, как он сам сказал ей, перед его коллегами врачами. И она сдержала слово. И папа гордился и говорил всем, что моя дочка стойкая и отважная, и вся в меня. Она оправдала «высокое доверие» папы, и не стала конфликтовать с его израненной детской частью, которую он так и не принял в себе, право быть слабым иногда. Но эта боль жила с ней до 45 лет. И только, когда умер ее отец, она позволила себе излиться слезами и криками у меня на терапии. Принять и пожалеть ту самую девочку 9-10 лет, благо психодрама позволяет это сделать, напуганную до смерти этой жуткой операцией, взвыть от боли, которую пришлось прятать от папы, дабы не потерять его любовь, но которая жила в ней все эти годы.
Отношения с реальными детьми напрямую зависят от того, какие у нас отношения с детской частью себя. Насколько мы себя принимаете разными: грустными и веселыми, ленивыми и дерзкими, увлеченными и печальными. В той части, в которой мы не принимаем себя, мы не сможем принять и своих детей. А не принятые части всегда будут поводом для ссор и конфликтов. Мы бессознательно будем искать их в наших детях и из-за лояльности к собственным родителям, пытаться их изжить в них, наказаниями и отвержениями, холодом или агрессией. Но ребенок не может так просто отказаться от части себя, он будет сначала бунтовать, и стоять «на смерть» за каждую часть себя, ведь это все он. Он и беленький он и черненький, он разный. Ребенок имеет право не быть идеальным, не быть богом. Отстаивание ребенком права на безусловную любовь к себе, и принятия каждой своей части, он вновь и вновь будет напоминать нам о нашей собственной боли.
Автор: Онищенко Светлана Александровна